Главное меню
Стихи
Проза
Видео
Поиск
Книжная лавка
Вещие Сны
О, сны! Загадка из загадок!
Кто и когда вас сотворил?
Фантазий ваших вкус так сладок,
А предсказанья так верны.
Вы – и предмет души волнений,
И исцеляющий бальзам,
Причина тягостных сомнений,
И благодарность небесам
Треть жизни нашей забирая,
Вы не спешите нас губить,
Но, мир реальный затмевая,
Нам не даёте вас забыть,
Ведь вы – загадка из загадок!
И всё же, кто вас сотворил?
Фантазий ваших вкус так сладок,
А предсказанья так верны.
Я начал замечать их присутствие в моей жизни (и даже, можно сказать, судьбе) довольно ясно и осознанно в возрасте 12-13 лет. Само понятие «вещие сны» мне было знакомо, однако понимал я его очень и очень условно, зная лишь, что эти сны в большинстве своём почитались исключительно несущими некие приметы и символы, и лишь в редких случаях – буквальные дежа-вю`шные сцены. А вот мои вещие сны показывали грядущее с точностью до взгляда, до слова, до жеста – но при этом исключительно рядовые и бытовые моменты жизни, а не знаковые и переломные, что было бы, по-моему, логичнее. И после, в моменты бодрствования, погружаясь уже в ранее видимые события, в моей голове начинало что-то щёлкать, а в груди ёкать, и я всячески противясь, пытался посмотреть в другую сторону, произнести иную фразу, протянуть руку не тому человеку. Но и со мной, и с участниками той ситуации всё-всё до микрона случалось точно так, как виделось мне во сне несколько месяцев, а порой и лет, назад. Это и восхищало, и пугало! Но стоило эмоциям схлынуть – как в голове оставалось лишь одно (в том или ином варианте): «Вот ведь, а! Что ж это такое?!..»
Да, Эрих Фромм говорил о понимании символизма снов, сказок и мифов, как о «забытом языке» человечества, да, Зигмунд Фрейд написал целый труд «Толкование Снов», где дал представление об одном из своих методов и технике психоанализа, но при всём уважении к этим учёным и к символизму в целом, меня занимали мысли не об условностях, а о буквальностях моих сновидений.
Мой друг, пытаясь расшифровать некоторые мои «символические» сны (и такие мне, конечно же, тоже снятся), писал о снах «буквальных» следующее: «Меня как раз эти незначительные вещие сны мало интересуют. Они ничего не сообщают, они неизвестны заранее, их практически невозможно запомнить и записать, чтобы потом сверить. Они вспоминаются прямо перед самим действием. Может быть, бессознательное воображение строит различные вариации реальности, а вспоминаются лишь некоторые из них, которые совпадают с действительностью. Ведь мы не знаем, сколько ещё вариантов нам предоставило наше бессознательное, мы их не запоминаем. Намного интереснее сны, которые запоминаются, сны-символы, напоминающие песни БГ или древние мифы».
Я понимал, что он имел в виду, но меня содержание этих снов почти не волновало, а заботил сам факт существования снов подобного качества! Это что же получается – будто некие слайды или страницы вырваны из своеобразной «Книги Будущего» и мне как-то зачем-то кем-то показаны? А если эта «книга» есть (читай, «всё расписано заранее»), зачем мы тогда вообще живём? Зачем, в принципе, некий автор нас создал, когда ход и развитие событий вплоть до мельчайших подробностей уже известны? Скучно и неинтересно. И я не рассматривал вопросы, кто этот «автор», и с какой целью (кроме как потешиться) он нам всё это показывает. Главное для меня было – на кой чёрт нужно это расписанное до мелочей будущее?!
И единственным на сегодняшний момент объяснением для меня стала идея, пришедшая абсолютно случайно во время одной из прогулок по подмосковному лесу. «Всё» расписано не у «всех». Земля – это некий полигон или ученический корпус, на котором каждому даётся, например, «восемь плюс одна» жизней. Первые, испытательные, отрезки мы и проживаем исключительно, как умеем и желаем сами, а потом, на девятом уровне, становимся некими лакмусовыми бумажками для остальных (живущих пока свои «вольные» восемь жизней). Пронаблюдав за тобой восемь кругов, «небесная канцелярия» на основе твоих плюсо-минусовых заслуг, выстраивает чёткий сценарий действий на последний этап твоего земного маршрута, в течение которого ты словно работаешь, скажем, своеобразным деревянным забором – без права самоличного передвижения в любом направлении. А пока вот ты «заборишь», кто-то может тебя покрасить, кто-то выломать доску-другую, кто-то жить в твоей тени, а кто-то вывести на тебе пару-тройку узоров своими экскрементами или перочинным ножичком… Но у тебя уже лимит. А у «ребят, что сидят наверху», задание – следить за теми, кого к этому забору приведут их пути-дорожки…
Дым из труб не дружит с облаками,
Звёзд сиянье чуждо фонарям,
Всё, что есть и было над горами,
Не понять расколотым камням.
Рвутся нити тонкой паутины,
Нет оков, капканов и силков!
Два мазка и – нет былой картины,
Мир меняет часто пара слов.
Я не взял, что в руки не просилось,
Я отдал – и тем богаче стал.
Может, явь мне эта столько снилась?
Может, только этого я ждал?
«– Эх, Петька, Петька, – сказал Чапаев, – знавал я одного китайского коммуниста по имени Цзе Чжуан. Ему часто снился один сон – что он красная бабочка, летающая среди травы. И когда он просыпался, он часто не мог взять в толк, то ли это бабочке приснилось, что она занимается революционной работой, то ли это подпольщик видел сон, в котором он порхал среди цветов. Так вот, когда этого Цзе Чжуана арестовали в Монголии за саботаж, он на допросе так и сказал, что он на самом деле бабочка, которой всё это снится. Поскольку допрашивал его сам барон Юнгерн, а он человек с большим пониманием, следующий вопрос был о том, почему эта бабочка за коммунистов. А он сказал, что она вовсе не за коммунистов. Тогда его спросили, почему в таком случае бабочка занимается подрывной деятельностью. А он ответил, что всё, чем занимаются люди, настолько безобразно, что нет никакой разницы, на чьей ты стороне.
– И что с ним случилось?
– Ничего. Поставили его к стенке и разбудили.
– А он?
Чапаев пожал плечами.
– Дальше полетел, надо полагать.» (В.Пелевин “Чапаев и Пустота”)
Чтобы не сойти с ума от своих заключений и завихрений, я постепенно погрузился в особую форму религиозного экстаза. Но сей акт ни в коей мере не связан с «мировыми религиями». Например, политик Цицерон и проповедник Августин немного различали значения и корни слова «религия», но общность в их суждениях всё же угадывается и сейчас: первый считал, что в основе этого понятия лежит особое отношение к чему-либо, особое обращение с чем-либо по особым случаям, нечто сокровенное, почитаемое, а второй – что это связь с чем-то, и духовная, и физическая, или, если эта связь утеряна, то стремление восстановить её. Так и мне пришлось понемногу сформировать свою систему координат для понимания связки «Небо-Земля» и осознания своего места в этой цепочке. И «знать» тут не дано (во всяком случае, пока….), а вот умение и желание верить, что ты рождён для счастья, как скарабей для навоза, очень даже приходится кстати. Откуда и эта вера берётся, тоже весьма туманно, но эта иллюзия – такая уютная и убаюкивающая в одних случаях, и, наоборот, вдохновляющая и побуждающая – в других. Тут хочется вспомнить и Вашингтона Ирвинга и его чудесную новеллу «Дом с привидениями», где шла речь о том, что всё «так или иначе должно привести к чему-то хорошему нет ничего удобнее этого “так или иначе”, чтобы приспособиться к сложившимся обстоятельствам. Это – главнейшая жизненная опора людей, до последней степени беспечных и привыкших жить задним умом; кто способен этим простым и лёгким способом перебрасывать мост между минувшими неприятностями и нетерпеливо ожидаемою удачей, тот обладает секретом счастья, почти равноценным философскому камню».
Таким образом, весьма и весьма неприятное ощущение своей марионеточности иногда притупляется, но, откровенно говоря, назойливый первобытный страх постоянно присутствует где-то рядом. И если порою удаётся его отпугнуть, то он лишь отступает на безопасное для него расстояние, но держит твою душу в поле зрения и хитро улыбается то тебе вслед, а то и прямо глядя в глаза. А ведь по сути, чего я боюсь? Как говорил Котовский в своём знаменитом монологе из вышеупомянутой книги Виктора Пелевина: « единственный путь к бессмертию для капли воска – это перестать считать, что она капля, и понять, что она и есть воск. Но поскольку наша капля сама способна заметить только свою форму, она всю свою короткую жизнь молится Господу Воску о спасении этой формы, хотя эта форма, если вдуматься, не имеет к ней никакого отношения. При этом любая капелька воска обладает теми же свойствами, что и весь его объём. Но как, скажите, как объяснить это кусочкам воска, больше всего боящимся за свою мимолетную форму? Как заронить в них эту мысль? Ведь именно мысли мчат к спасению или гибели, потому что и спасение, и гибель – это тоже, в сущности, мысли. Кажется, Упанишады говорят, что ум – это лошадь, впряжённая в коляску тела...»
И как причаститься мне, смертному, к этому безличному аспекту Абсолютной Истины, пока не ясно. Но, так или иначе, всё ведь – к лучшему! Хотя порой нестерпимо хочется понять – спим мы или всё-таки снимся…
Дороги снегом замело,
А я в пути уж девять жизней.
Порой от света так темно,
Что в хлам значения и смыслы
Разбить бы и забыть навек,
Какого цвета вера в счастье,
Куда впадают слёзы рек,
Да и кто я, какой я масти.
И восемь раз проигран спор
Седой старухе молчаливой,
Я помню всё, но до сих пор
Не укрощу свой нрав спесивый:
Мне ближе жажда, чем вода,
Милей вопросы, чем ответы,
Дороже слова тишина
И песни, что ещё не спеты!
Кто и когда вас сотворил?
Фантазий ваших вкус так сладок,
А предсказанья так верны.
Вы – и предмет души волнений,
И исцеляющий бальзам,
Причина тягостных сомнений,
И благодарность небесам
Треть жизни нашей забирая,
Вы не спешите нас губить,
Но, мир реальный затмевая,
Нам не даёте вас забыть,
Ведь вы – загадка из загадок!
И всё же, кто вас сотворил?
Фантазий ваших вкус так сладок,
А предсказанья так верны.
Я начал замечать их присутствие в моей жизни (и даже, можно сказать, судьбе) довольно ясно и осознанно в возрасте 12-13 лет. Само понятие «вещие сны» мне было знакомо, однако понимал я его очень и очень условно, зная лишь, что эти сны в большинстве своём почитались исключительно несущими некие приметы и символы, и лишь в редких случаях – буквальные дежа-вю`шные сцены. А вот мои вещие сны показывали грядущее с точностью до взгляда, до слова, до жеста – но при этом исключительно рядовые и бытовые моменты жизни, а не знаковые и переломные, что было бы, по-моему, логичнее. И после, в моменты бодрствования, погружаясь уже в ранее видимые события, в моей голове начинало что-то щёлкать, а в груди ёкать, и я всячески противясь, пытался посмотреть в другую сторону, произнести иную фразу, протянуть руку не тому человеку. Но и со мной, и с участниками той ситуации всё-всё до микрона случалось точно так, как виделось мне во сне несколько месяцев, а порой и лет, назад. Это и восхищало, и пугало! Но стоило эмоциям схлынуть – как в голове оставалось лишь одно (в том или ином варианте): «Вот ведь, а! Что ж это такое?!..»
Да, Эрих Фромм говорил о понимании символизма снов, сказок и мифов, как о «забытом языке» человечества, да, Зигмунд Фрейд написал целый труд «Толкование Снов», где дал представление об одном из своих методов и технике психоанализа, но при всём уважении к этим учёным и к символизму в целом, меня занимали мысли не об условностях, а о буквальностях моих сновидений.
Мой друг, пытаясь расшифровать некоторые мои «символические» сны (и такие мне, конечно же, тоже снятся), писал о снах «буквальных» следующее: «Меня как раз эти незначительные вещие сны мало интересуют. Они ничего не сообщают, они неизвестны заранее, их практически невозможно запомнить и записать, чтобы потом сверить. Они вспоминаются прямо перед самим действием. Может быть, бессознательное воображение строит различные вариации реальности, а вспоминаются лишь некоторые из них, которые совпадают с действительностью. Ведь мы не знаем, сколько ещё вариантов нам предоставило наше бессознательное, мы их не запоминаем. Намного интереснее сны, которые запоминаются, сны-символы, напоминающие песни БГ или древние мифы».
Я понимал, что он имел в виду, но меня содержание этих снов почти не волновало, а заботил сам факт существования снов подобного качества! Это что же получается – будто некие слайды или страницы вырваны из своеобразной «Книги Будущего» и мне как-то зачем-то кем-то показаны? А если эта «книга» есть (читай, «всё расписано заранее»), зачем мы тогда вообще живём? Зачем, в принципе, некий автор нас создал, когда ход и развитие событий вплоть до мельчайших подробностей уже известны? Скучно и неинтересно. И я не рассматривал вопросы, кто этот «автор», и с какой целью (кроме как потешиться) он нам всё это показывает. Главное для меня было – на кой чёрт нужно это расписанное до мелочей будущее?!
И единственным на сегодняшний момент объяснением для меня стала идея, пришедшая абсолютно случайно во время одной из прогулок по подмосковному лесу. «Всё» расписано не у «всех». Земля – это некий полигон или ученический корпус, на котором каждому даётся, например, «восемь плюс одна» жизней. Первые, испытательные, отрезки мы и проживаем исключительно, как умеем и желаем сами, а потом, на девятом уровне, становимся некими лакмусовыми бумажками для остальных (живущих пока свои «вольные» восемь жизней). Пронаблюдав за тобой восемь кругов, «небесная канцелярия» на основе твоих плюсо-минусовых заслуг, выстраивает чёткий сценарий действий на последний этап твоего земного маршрута, в течение которого ты словно работаешь, скажем, своеобразным деревянным забором – без права самоличного передвижения в любом направлении. А пока вот ты «заборишь», кто-то может тебя покрасить, кто-то выломать доску-другую, кто-то жить в твоей тени, а кто-то вывести на тебе пару-тройку узоров своими экскрементами или перочинным ножичком… Но у тебя уже лимит. А у «ребят, что сидят наверху», задание – следить за теми, кого к этому забору приведут их пути-дорожки…
Дым из труб не дружит с облаками,
Звёзд сиянье чуждо фонарям,
Всё, что есть и было над горами,
Не понять расколотым камням.
Рвутся нити тонкой паутины,
Нет оков, капканов и силков!
Два мазка и – нет былой картины,
Мир меняет часто пара слов.
Я не взял, что в руки не просилось,
Я отдал – и тем богаче стал.
Может, явь мне эта столько снилась?
Может, только этого я ждал?
«– Эх, Петька, Петька, – сказал Чапаев, – знавал я одного китайского коммуниста по имени Цзе Чжуан. Ему часто снился один сон – что он красная бабочка, летающая среди травы. И когда он просыпался, он часто не мог взять в толк, то ли это бабочке приснилось, что она занимается революционной работой, то ли это подпольщик видел сон, в котором он порхал среди цветов. Так вот, когда этого Цзе Чжуана арестовали в Монголии за саботаж, он на допросе так и сказал, что он на самом деле бабочка, которой всё это снится. Поскольку допрашивал его сам барон Юнгерн, а он человек с большим пониманием, следующий вопрос был о том, почему эта бабочка за коммунистов. А он сказал, что она вовсе не за коммунистов. Тогда его спросили, почему в таком случае бабочка занимается подрывной деятельностью. А он ответил, что всё, чем занимаются люди, настолько безобразно, что нет никакой разницы, на чьей ты стороне.
– И что с ним случилось?
– Ничего. Поставили его к стенке и разбудили.
– А он?
Чапаев пожал плечами.
– Дальше полетел, надо полагать.» (В.Пелевин “Чапаев и Пустота”)
Чтобы не сойти с ума от своих заключений и завихрений, я постепенно погрузился в особую форму религиозного экстаза. Но сей акт ни в коей мере не связан с «мировыми религиями». Например, политик Цицерон и проповедник Августин немного различали значения и корни слова «религия», но общность в их суждениях всё же угадывается и сейчас: первый считал, что в основе этого понятия лежит особое отношение к чему-либо, особое обращение с чем-либо по особым случаям, нечто сокровенное, почитаемое, а второй – что это связь с чем-то, и духовная, и физическая, или, если эта связь утеряна, то стремление восстановить её. Так и мне пришлось понемногу сформировать свою систему координат для понимания связки «Небо-Земля» и осознания своего места в этой цепочке. И «знать» тут не дано (во всяком случае, пока….), а вот умение и желание верить, что ты рождён для счастья, как скарабей для навоза, очень даже приходится кстати. Откуда и эта вера берётся, тоже весьма туманно, но эта иллюзия – такая уютная и убаюкивающая в одних случаях, и, наоборот, вдохновляющая и побуждающая – в других. Тут хочется вспомнить и Вашингтона Ирвинга и его чудесную новеллу «Дом с привидениями», где шла речь о том, что всё «так или иначе должно привести к чему-то хорошему нет ничего удобнее этого “так или иначе”, чтобы приспособиться к сложившимся обстоятельствам. Это – главнейшая жизненная опора людей, до последней степени беспечных и привыкших жить задним умом; кто способен этим простым и лёгким способом перебрасывать мост между минувшими неприятностями и нетерпеливо ожидаемою удачей, тот обладает секретом счастья, почти равноценным философскому камню».
Таким образом, весьма и весьма неприятное ощущение своей марионеточности иногда притупляется, но, откровенно говоря, назойливый первобытный страх постоянно присутствует где-то рядом. И если порою удаётся его отпугнуть, то он лишь отступает на безопасное для него расстояние, но держит твою душу в поле зрения и хитро улыбается то тебе вслед, а то и прямо глядя в глаза. А ведь по сути, чего я боюсь? Как говорил Котовский в своём знаменитом монологе из вышеупомянутой книги Виктора Пелевина: « единственный путь к бессмертию для капли воска – это перестать считать, что она капля, и понять, что она и есть воск. Но поскольку наша капля сама способна заметить только свою форму, она всю свою короткую жизнь молится Господу Воску о спасении этой формы, хотя эта форма, если вдуматься, не имеет к ней никакого отношения. При этом любая капелька воска обладает теми же свойствами, что и весь его объём. Но как, скажите, как объяснить это кусочкам воска, больше всего боящимся за свою мимолетную форму? Как заронить в них эту мысль? Ведь именно мысли мчат к спасению или гибели, потому что и спасение, и гибель – это тоже, в сущности, мысли. Кажется, Упанишады говорят, что ум – это лошадь, впряжённая в коляску тела...»
И как причаститься мне, смертному, к этому безличному аспекту Абсолютной Истины, пока не ясно. Но, так или иначе, всё ведь – к лучшему! Хотя порой нестерпимо хочется понять – спим мы или всё-таки снимся…
Дороги снегом замело,
А я в пути уж девять жизней.
Порой от света так темно,
Что в хлам значения и смыслы
Разбить бы и забыть навек,
Какого цвета вера в счастье,
Куда впадают слёзы рек,
Да и кто я, какой я масти.
И восемь раз проигран спор
Седой старухе молчаливой,
Я помню всё, но до сих пор
Не укрощу свой нрав спесивый:
Мне ближе жажда, чем вода,
Милей вопросы, чем ответы,
Дороже слова тишина
И песни, что ещё не спеты!